Читать книгу - "Любовь - кибитка кочевая [= Шальная песня ветра ] - Анастасия Дробина"

– Еще чего! – смеясь, отмахивалась Варька, когда Настя в сотый раз выглядывала из шатра и манила ее. – Я ночью спать люблю, а не непотребство всякое слушать.

– Да пусть Илья снаружи спит! Ты же замерзнешь!

– Я брату родному не врагиня! И как я замерзну-то? Ночь теплая, и угли не потухнут… Тут главное – пятки не подпалить… Спи, спи, сестрица. – и Варька сворачивалась клубком, как еж, на рогоже, бесстрашно ложась спиной к потухавшему огню.

– Может, ведро с водой рядом поставить? Зажарится еще… – не успокаивалась Настя. Илья хохотал:

– Да угомонись ты! Варька – таборная, зимой на снегу заснет и не чихнет! Иди ко мне лучше…

Через три дня кончилась еда. Варька утром вытряхнула из котелка две последние сморщенные картошки и ссохшийся кусок соленого сала.

– На день вам хватит?

Настя кивнула, Илья кисло поморщился. Варька пожала плечами.

– До вечера дотянете. А остановимся у Крутоярова, схожу туда, – поймав взгляд Насти, она пояснила: – Деревня большая, богатая, скотины много держат, и барин бывший при них же живет. Чем-нибудь да разживемся.

– Как же… – проворчал Илья. – У них сейчас тож животы к спинам подводит, еще не отпахались даже, хлеб прошлогодний вышел весь. Дулю с маком они подадут!

– Значит, дулю с маком есть и будешь, – невозмутимо сказала Варька. – Едем, что ли?

Илья угрожающе пошевелил кнутом. Варька с притворным ужасом прыгнула в бричку. А Илья, поймав испуганный взгляд стоящей у колеса жены, поспешно опустил кнут и, пряча глаза, заорал на лошадей:

– Да пошли, что ли, дохлятина, живодерня на вас!..

Гнедые неохотно тронули с места. Настя на ходу тоже забралась в бричку, уселась рядом с Варькой, которая ловко щелкала семечки, выкидывая шелуху в убегающую из-под колес пыль. Через полчаса молчаливой езды Варька удивленно покосилась на невестку:

– Чего это ты смурная? Спала плохо? Ложись сейчас да подремь малость… Дорога длинная еще.

– Я – нет… – Настя тихо вздохнула. Осторожно взглянула на Варьку. Та ответила еще более изумленным взглядом.

– Да что с тобой, сестрица?

– Варька… Ничего, если спрошу? Илья, он… Он что, кнутом тебя бил когда?!

С минуту Варька ошарашенно хлопала ресницами. Затем схватилась за голову и залилась таким смехом, что в бричку сердито заглянул Илья.

– Ты чего регочешь, дура?! Кони шарахаются!

– Поди прочь… – вытирая слезы, отмахнулась от него Варька. Когда голова Ильи исчезла, она шумно перевела дух, подняла глаза на Настю.

– Ну, сестрица, умори-ила… Не бойся, тебя он в жисть не тронет. На том крест поцелую.

– А тебя? – упрямо спросила Настя. Помолчав, понизила голос. – Знаешь, я одиножды с Митро в табор увязалась, он коней менял, а я по сторонам сидела-глядела. Так увидела, как цыган свою жену или сестру за что-то хлестал… Ой, господи! Я потом всю ночь спать не могла!

– Да-а… – вздохнула Варька. – Погоди, еще не того наглядишься.

– Так Илья тебя?..

– Да что ж ты пристала, как репей осенний! – рассердилась Варька. – Ну, было дело один раз! Да не ахай ты, говорю – один! Разъединственный, и тот нечаянно! Илья тогда с базара злой пришел, пьяный – проторговался… А я под руку попалась, сама была виновата. Он всего раз меня и зацепил, и то скользом, я к Стехе в шатер сбежала, спряталась. Лежу там под периной, реву… Не больно, а обидно, сил нет! А наутро Илья проспался – и не помнит ничего! Я уж отошла, ему и говорить не хотела, так цыгане рассказали. – Варька с досадой поморщилась. – Весь день потом около меня сидел, подмазывался…

– Сколько вам лет тогда было? – тихо спросила Настя.

– Ой, не помню… Может, шестнадцать, а может, восемнадцать. Не мучайся, сестрица. Ничего такого не будет. Да если он к тебе прикоснется, я сама ему горло переем! Пусть потом хоть убивает!

Настя задумчиво молчала. Варька, озабоченно косясь на нее, затянула было негромкое: «Не смущай ты мою душу…», но невестка так и не присоединилась к ней.

К Крутоярову приехали засветло: солнце едва-едва начинало клониться к закату и висело потускневшей монетой в блеклом от жары небе. Илья остановил лошадей на окраине деревни, на пологом берегу узкой речонки, лениво текущей между зарослей ракитника, распряг уставших гнедых, вытащил жерди для шатра.

– Выбрал место, черт… – пробурчала Варька, с сердцем ломая о колено сухие ветви для костра. – На самом конском водопое! Со всей деревни сюда, поди, гоняют!

– Ну и что? – удивилась Настя. – Мы же в сторонке… Разве помешаем?

Варька еще больше нахмурилась, но пояснять не стала. Не глядя, бросила брату:

– Сам огонь разожги, я в деревню пошла!

– Ну, дэвлэса[10]… Эй, Настя! – нерешительно позвал он. – Ты-то куда? Останешься, может?

– Нет, я иду, я тоже иду! Варька, Варенька, подожди меня! – Настя крепче затянула на груди тесемки кофты и побежала вслед за мелькающим на дороге зеленым платком.

У крайнего дома Варька осмотрела Настю с головы до ног. Вздохнув, сказала:

– Туфли бы тебе снять…

– Зачем?

– Ха! Да кто ж тебе подаст, если у тебя туфли дороже мешка с зерном?!

– Они ведь уже разбиты все… – неуверенно сказала Настя. – Ну, ладно, хорошо…

Она храбро сбросила туфли и зашагала рядом с Варькой босиком по серой пыли, но уже через несколько шагов споткнулась, сморщилась и схватилась за ногу:

– Ой-й-й…

– Не до крови?! – кинулась к ней Варька. Они тут же уселись на обочине и принялись рассматривать Настину пятку. Крови, к счастью, не было, но Варька распорядилась:

– Обувай назад! Покалечишься еще…

Настя расстроенно принялась обуваться. Из-за забора тем временем высыпала целая ватага крестьянских детишек: голоногих, чумазых, в холщовых рубашках, с растрепанными соломенными головками. Все они, как по команде, засунули пальцы в носы и воззрились на цыганок.

– У-у-у, всех в мешок пересажаю! – погрозила им Варька, и ребятишки с испуганным щебетом брызнули прочь. Варька рассмеялась и ускорила шаг. Из-за поворота донеслись звонкие детские крики:

– Мамка, тятя, цыганки идут! Одна красивая такая!

– Это про меня! – горделиво подбоченилась Варька, и Настя прыснула. Варька же со смешком показала ей вперед:

– Гляди – встречают уж!

Действительно, в одном из дворов толстая тетка, косясь на цыганок, вовсю загоняла в изгородь квохчущих кур. С соседнего забора молодуха проворно стаскивала сохнущее белье. Еще дальше сухая, вся в черном старуха, бранясь, волокла домой отчаянно орущего ребенка, минуту назад спокойно игравшего на дороге. Ребятишки вернулись и, выстроившись вдоль дороги, ели глазами Варьку и Настю.